Танкист, или «Белый тигр» - Страница 33

Когда номер 379 вскочил на мост через Влтаву, танк был уже словно цветочный газон: бросали из окон и крыш, бросали с балконов, бросали на улочках и площадях — но Ванька не видел великого города! «Белый тигр» пятился за трехсотлетние черепичные дома, за костелы, за решетки садов, за дворцы Габсбургов. Проклятый Призрак дразнил своей близостью — его скрывали теперь разве что только зубцы Пражского Града. Ванькины ноздри надежно улавливали этот дымный проклятый след. То здесь, то там 379 натыкался на раздавленные им баррикады и на последних убитых этой войны, которые порезал его курсовой пулемет. «Белый тигр» отползал, но все так же крутилась башня и «восемь-восемь» содрогалась от хлестких, как бич, выстрелов. Никогда так еще не гнал Иван Иваныч, никогда еще так не перекашивался ненавистью, никогда танкист еще не был так велик и страшен. Из-под взбесившихся гусениц вперемежку разбегались повстанцы, власовцы и безоружный, ободранный, словно липка, вермахт. Хрустели никому не нужные «фаусты», брызгал кирпич, когда на поворотах обезумевший «379» выносило к оградам. Сотни скульптур, медных и бронзовых, с цоколей и площадей — все эти короли, императоры, принцы, курфюрсты, ландграфы, все эти вздыбленные кони вместе с их надменными всадниками — наблюдали последнюю гонку. Последние пустые бочки катились по мостовым, отдав горючее бакам: разбитый мотор издавал неслыханный вой, корпус трещал по швам. Крюк с якутом, хватаясь за что попало, орали от страха словно коты; но Иван Иваныч уже растворился в машине. «Ласточка», прыгая с великолепных имперских лестниц, рвалась за мосты и кварталы, а, следом, над нею мчались небесные танки во главе с Божественной «тридцатьчетверкой» — их великая тень уже накрывала город.

За Влтавой, раскатывалась гроза, готовая смыть поля хмеля и крошечные чешские деревеньки. «Тридцатьчетверка» пролетала их с ходу — за древние дубовые леса бывшей австрийской монархии (где еще бродили толпы оборванных немцев), за все новые мосты и плотины над сонными, вернувшимися к миру богемскими речками. Следом все никак не могли остановиться полки и бригады Третьей Танковой! На свою беду рванулись последние «эмчи» вдогонку за сумасшедшим номером «379», не задержавшись на ликующих пражских улочках и в самом конце войны подписав себе приговор. Напрасно они надрывались, пытаясь догнать Ивана Иваныча. Несчастные танки один за другим хватали инфаркты и сползали на обочины, где уже подняли люки пустые Pz Т-III и Pz Т-IV. Шоссе, по которому мчался Найдёнов, оказалось усеянным техникой — но звенящий медалями, как победными колоколами, Череп прирос к рычагам; «Белый тигр» ждал его там, за Лидице. Неведомый дьявол-механик уже развернулся навстречу, ствол «восемь-восемь» уже поднялся по вертикали, и страшный потусторонний стрелок приладил к пулемету новую ленту.

В чешском местечке Градец, разогнавшийся до полной неостановимости Иван Иваныч с размаху врезался в самую страшную стену: прямо в его ухо рация прокричала: «Победа»! И одинокая «Ласточка» тут же и умерла — ей незачем стало больше надрывать свои жилы. Спотыкнувшийся на этой последней стене Найдёнов выполз из танка, словно старый ослепший уж. Он прислонился к убитому «379». Внезапно бежать стало некуда. Война в один момент растворилась в пространствах гор и лугов. На частых, пятнистых от солнцах лужайках, хватали теперь губами траву безмятежные косули. Птицы на все лады встречали новое лето, и, предоставляя им кров, краснели мирной черепицей дома и храмы. Война испарилась в одно мгновение со всей своей вонью, наконец-то уступив место столь долгожданному, выстраданному, покою. Ивану Иванычу впервые стало зябко.

Полк вообще остался без танков — но это уже никого не волновало. На единственной площади мирного Градца, мостовым которого причинила ущерб разве что только найдёновская «тридцатьчетверка», словно из горного воздуха сотворились столы. Нарядные чешки выносили хлеб и пиво. Правда, приткнулся за этой площадью у вросших своими камнями в землю амбаров вдрызг разбитый и брошенный немцами Pz 35(t) — последнее упоминание об совокупных страданиях — но в его сторону не оглядывались.

«Ласточку» уволокли на буксире. Никто, кроме Ваньки, не горевал: танки стали уже не нужны. Водка, вино и местные женщины принялись за свои обычные чудеса: пир шел горой, и оставшихся в живых танкисты за все это время не покидали нагретых лавок: здесь падали, здесь же и поднимались.

Солнце жгло дырявые внутренности Pz 35(t). В «коробке» была настоящая баня, но Иван Иваныч забрался во чрево. Нащупав кресло механика, и запахнувшись в шинель, он угрюмо, словно филин, таращился оттуда на праздник.

Перед Ванькой ставили угощение.

— Выпей, дурак, за Победу!

Иван Иваныч не притронулся к стопкам. Хлеб и сыр черствели перед распахнутым люком. Проходя за амбар помочиться, однополчане искренне жалели сидельца: «Ну, и кому ты теперь нужен?» Многие совершенно справедливо твердили: «Слава Богу, скакать ему теперь не на чем — а то наломал бы дров!»

Комполка еще с Цоссена, молодой подполковник Градов, попытался, было, сунуться насчет найдёновского награждения, но после Праги в штабе у всех отняло память:

— «Героя»? Да он же совсем «того»!

Вернувшись, Градов долго стоял перед чешским танком.

— Иван! Ты хоть делом каким займись!

Попавший в дурацкое положение Ванька Смерть не хотел никого и слышать. Бойня завершилась, но дракон не провалился в тартары, не исчез в адовом пламени, его не задела ни одна тысячетонная американская авиабомба. «Белый тигр» существовал. Пулеметные ленты монстра были заправлены, снаряды готовы. Земля, как и раньше с чисто женским покорством терпела его невыносимую тяжесть. Найдёнов по-прежнему чувствовал запах. Он слышал близкое лязганье и призывный щелчок затвора. «Тигр» продолжал издеваться; и, невредимым, дышал за недалекой горой.